— Женя, что случилось? — требовательно спросила мать.

— Ничего, — спрятала та глаза.

— С Костей поругались?

— Нет.

— Так, иди сюда, рассказывай, девочка моя.

— Костин свидетель за моей Риткой приударил. А он женат! И у него жена беременная.

— Ничего себе, — растерянно плюхнулась на табурет Марина Геннадьевна.

— Да! И что мне теперь делать⁈ — опять начала всхлипывать Женя.

— Ничего, — резко ответила мать. — Доченька, это не твое дело. Кто, где, с кем… Они все взрослые люди, сами разберутся.

— Но, разве, так можно? — удивилась Женя.

— Можно и нужно, — тяжело вздохнув, ответила ей мать. — А вмешаешься, ещё и виноватой останешься. За своим мужем надо смотреть, а чужие — не твоя забота.

— Но как можно об этом молчать? — сопротивлялась Женя.

— Доченька, если Рита придёт к тебе и спросит: что за парень этот Костин друг? Вот, тогда ты всё и расскажешь, как будто не знаешь ничего об их отношениях.

— А может, Лерке сказать, чтобы она Ритке передала?

— Это уже какие-то сплетни получатся, — с сомнением ответила Марина Геннадьевна.

— Но что тогда делать?

— Ждать. Всё, так или иначе, само решится. Если Рита умная девушка, она не станет кидаться в омут с головой.

— А если кинется?

— Доченька, если кинется, то и тебя слушать не станет. Только подругу потеряешь.

Женя шмыгнув носом, согласно кивнула головой.

Святославль. Квартира Якубовых.

Марат пришёл домой с вокзала рано с утра. Благо идти недалеко. Родители ещё спали, но проснулись, когда он в дом вошёл. Сразу вышли из своей спальни, обступили обрадованно.

— Докладывай, — шутливо потребовал отец, обнимая сына.

— Здорово все прошло! Мои два призовых места взяли! — улыбаясь, заявил Марат и пошёл в ванную приводить себя в порядок перед работой.

— А у сестры как дела? — обеспокоенно спросила мать, стоя под дверью.

— Тоже всё отлично!

— Как ей мои подарки? Глянулись?

— Вроде нормально, довольна. Так она же сама тебе сразу и звонила!

Мать оставила его в покое и пошла готовить завтрак.

Вскоре они все вместе сидели за столом, и Марат начал оживлённо пересказывать впечатления Галии от кремлёвской поликлиники, куда её Паша прикрепил.

— Как он умудрился-то? — спросил пораженный отец.

— Не поверишь, он в Кремль на работу устроился, — улыбаясь, ответил Марат. — У него такое удостоверение солидное, вы бы видели! Такой муж сестрёнке достался! Это что-то с чем-то. Помяните мое слово: скоро по телевизору его увидим!

Загит удивился еще сильнее, и тут же покосился насмешливо на жену. Мол, ну и что там плела твоя гадалка, что Пашка Галие не подходит? Та тоже удивилась, но сейчас, конечно, сделала вид, что ничего особенного и не произошло.

— Он Галию куда-то на работу устроил, — продолжал докладывать Марат, — в ГСК впихнул, будет гараж строить. На машине его проехался, ну классная! С виду «Победа», а на самом деле новенькая иномарка дизельная, представляешь? — посмотрел Марат на отца. — Я решил тоже в Москву перебираться, — заявил он вдруг. — Никогда таких возможностей в нашем городке не будет, что есть в Москве. Вон как Пашка развернулся! А и года не прошло, как уехал.

Москва. Камвольная фабрика на реке Яуза.

— Ну, сколько вас в наличии? — оглядывал выстроившихся студентов главный инженер Воздвиженский. — Четырнадцать парней и восемь девчат. Отлично. Сегодня мы с вами будем разбирать на кирпичи вот эти два строения. Разбирать будем аккуратно, отбивая по швам, а не по кирпичам. Понятно?

— Понятно! — отозвался разноголосый хор.

— Вот и отлично! Разбирай инструмент!

Студенты с гиканьем бросились к ящикам с кирками и молотками.

— Девчата! Зачем вам молотки? — тут же закричал Воздвиженский. — Вы отколотые кирпичи в стопки складывайте! Да много не хватайте за раз, а то надорветесь! Не больше четырех кирпичей!

Девчонки, что успели похватать кирки или молотки начали придуриваться и менять их парням на что-нибудь, например, на стихотворение или танец в присядку.

Женя Томилина наблюдала за всем этим цирком отстранённо, пытаясь понять, у кого из этих клоунов отец может быть министром?

Проснулись с женой от телефонного звонка. Звонил межгород. Пока я проснулся, пока сообразил, что происходит, пока дошёл до аппарата, звонки прекратились. Галия тоже встала, больше ложиться не стали, занялись обычными делами. Когда телефон зазвонил следующий раз, Галия оказалась ближе и сняла трубку. По разговору я понял, что это Марат, отзванивается, что добрался до дома. Думал, быстренько поговорят и всё, но они беседовали минут десять.

— Ну, что там? — поинтересовался я, когда Галия вышла в кухню, закончив разговор.

— Родители в шоке, — сделала жена большие круглые глаза.

— Почему? — удивился я.

— Марат им сказал, что в Москву хочет.

— Ну, вы даёте. Надо ж было как-то подготовить их сперва.

Караганда.

Придя на работу Иван Викторович всё поглядывал на часы, выжидая время, когда сын Пётр в Москве придёт на работу. Жена вчера ошарашила, так ошарашила. И не верилось, и любопытство распирало.

Наконец, можно было звонить в Москву.

— Привет, сынок, — поздоровался он, дождавшись, пока его позовут. — Маму встретил, всё нормально, долетела. Как у вас дела? Жену перевёз в деревню?

— Перевёз, пап, всё хорошо, она под присмотром. И новую кормилицу в деревне нашли, не хуже прежней.

— Что-то мать про шурина твоего Павла рассказывает какие-то небылицы?

— Какие?

— Будто он в Совете Министров работает?

— А, ну это попутала. Он там точно не работает.

— Ну я ей и говорю, что-то перепутала, старая, — с облегчением сказал Иван Викторович, мир снова стал понятным.

— Верно, перепутала. Не в Совете Министров он работает. А в Верховном Совете!

— Да что же снова за небылицы!

— Какие же это небылицы? Я сам корочки в руках держал. Подпись, печать солидная!

— Не может быть…

— Может, пап. Видел бы ты, как мы с ним мотоцикл мне покупали, так не говорил бы. Он думает по-другому, не как все. А в Кремле умные люди сидят. Они это поняли.

— Как можно думать по-другому? — проворчал Иван Викторович. — Что-то я совсем перестал хоть что-то в этой жизни понимать.

— С ним пообщаться надо подольше, тогда поймёшь. Так это не объяснить. Ты бы и сам понял, что к чему, если бы не подначивал его, принимая за обычного студента, а как с равным поговорил бы.

— Хорошо, сын, я понял, — сказал Иван Викторович и попрощался.

Понял, что ничего не понял, — подумал он, положив трубку и стал прокручивать в голове свой последний разговор с этим Павлом. Что он там говорил?

Теперь Иван Викторович совсем по-другому бы к его словам отнёсся. Вот только, вспомнить, толком, не мог, о чём тогда речь шла. Ага, тот советовал перебираться всей семьёй в Москву. Иван Викторович припомнил, что подумал тогда: «Ага, сейчас, всё брошу и уеду». Что тот ещё говорил? Что он, как специалист, Караганду перерос. Ну, это может быть и верно… Больше ничего конкретного вспомнить не получалось.

Ну, ладно, не последний раз виделись. Следующий раз внимательней буду слушать, — решил Иван Викторович. Надо же, какая нынче молодежь пошла! Рассказать, что в таком возрасте можно в Верховном Совете работать — так не поверит же никто.

Отвёз Румянцеву свой доклад на согласование. Он напомнил, что завтра в 10−00 у меня выступление. Добавил сразу время в ежедневник.

— На память, смотрю, уже совсем не надеешься? — подколол меня Олег Петрович.

— И не надеюсь, и привычка, — улыбнулся я и мысленно добавил: старческая.

Потом заехал в Кремль, оставил записки Пархоменко и копии Воронцову. Заглянул на первый этаж в Комитет по миру. В этот раз Марк Анатольевич был один. Узнал у него, как там война у Ильдара с Пархоменко?